В одну из ночей в республиканской инфекционной больнице плакали шестеро маленьких детей-отказников. Малышки разбудили постояльцев соседних палат и заставили их сильно переживать, ведь никто из медперсонала к детям долго не подходил. Продолжалось это три часа.
– Около 12 ночи, когда мой ребенок уже спал, из соседней палаты послышался детский плач, – рассказывает петрозаводчанка. – Вместе с соседкой по палате, которая тоже лежит вместе с ребенком, мы распереживались. Знали, что в той палате находятся дети от полугода до трех лет без родителей, отказники. Тем временем плач становился все сильнее, я такого в жизни не слышала – просто истерика. Мы ждали, что к детям подойдут медсестры – их двое дежурило в ту ночь. Но детей никто и не думал успокаивать (я потом прочитала инструкцию, по которой медперсонал не обязан успокаивать детей, носить на руках малышей). Так продолжалось до трех ночи. Дети никак не унимались, а мы не могли отойти от своих малышей, к тому же ходить по палатам нам не положено. Когда крики стали невыносимыми, я пошла на пост – там спали медсестры…
По словам женщины, на ее увещевания одна из медсестер все же поднялась и пошла к орущим детям. Потом она вышла из палаты со шприцем в руке – дети успокоились, пишет издание.
– Мы предлагали свою помощь, может, смесь для малышей приготовить, но получили ответ: «Ничего не надо»… Наутро я написала в Росздравнадзор, уполномоченному по правам человека в Карелии, позвонила на «горячую линию» республиканского Минздрава. Такие же, как я, мамочки говорили мне, что не надо никуда лезть, могут на ребенке отыграться. Но разве можно молчать, ведь если сообщить о происшествии только главврачу – все закончится внутренней проверкой. У меня нет претензий к больнице, врачам и остальным медсестрам. Но этот случай, уверена, нельзя оставлять без внимания.
Как пишет «Черника», перед поступлением в дом ребенка малышей должны тщательно обследовать медики. А поскольку в детских больницах – республиканской и городской – за последние четыре-пять лет отделения младшего детства «оптимизированы» (в республиканской больнице такое отделение на 20 боксов просто превращено в склад, а дети от 3 месяцев до 2 лет размещаются в центре патологии речи), то всех малышей-отказников везут в инфекционку, где они цепляют вирусы и поэтому подолгу – порой месяцами – лечатся и обследуются.
Издание приводит в пример другую историю, которая произошло недавно в той же больнице. Там девочка-отказница облила себя какао, и никто за весь день из медперсонала к ней не подошел.
– Внучка засняла малышку на планшет и отправила мне видео, – рассказала знакомая. – Я стала звонить на пост отделения, дескать, переоденьте ребенка! Так меня еще и отчитали. А внучка вечером стала рассказывать мне, как медики заботятся о брошенной родителями девочке, явно со слов взрослых – ребенок так не говорит… На следующий день мы обнаружили, что окно палаты, через которое общались со своим ребенком, заклеено бумагой.
Журналист издания решил проверить, чем же занимается карельский детский омбудсмен Оксана Старшова, раз за ее спиной происходят такие жуткие вещи.
Решила заглянуть на сайт уполномоченной. Было интересно, что изменилось в работе Оксаны Старшовой после того, как на «круглом столе» Общественной палаты Карелии граждане призвали ее к ответу за бездеятельность – «Черника» рассказывала читателям об этом в декабре прошлого года.
За последние три месяца никакого прорыва в работе омбудмсена, судя по новостям на сайте, не произошло. Да, появилась информация о создании экспертного совета, формирования которого правозащитная общественность добивалась от Старшовой не один год. Но что это за «совет», кто в него вошел – тайна. Известно лишь, что уполномоченная не позвала туда гражданских активистов, которые знают истинное положение детей в Карелии и умеют защищать права несовершеннолетних. На размещенном фото «совета», сделанного во время выезда в петрозаводский Дом ребенка, можно разглядеть саму Оксану Старшову, руководителя движения АWARD Елену Антошко и представителя благотворительного фонда «Материнское сердце» Галину Власову, которая когда-то выдвинула кандидатуру Старшовой в омбудсмены, и все… Такой вот «междусобойчик»!
«В ходе работы особое внимание уделялось тому, какие действенные меры поддержки и профессиональной помощи семьям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, способствуют возврату малышей в семьи, содействуют укреплению детско-родительских отношений», – говорится в информации об этом заседании. Много бюрократических фраз, а что за ними? Детей-отказников в Карелии меньше не становится. Они плачут в детской инфекционной больнице, проводя свою едва начавшуюся жизнь в кроватках, а не рядом с любящими родителями или опекунами. Они ждать не могут, ведь каждый день в больнице – это огромный минус в развитии, это ущерб детскому здоровью и будущему интеллекту…
Маленькая подмосковная больница, палата на 6 мест. За окном бушует весна. Но здешние дети солнце видят только через оконное стекло.
С ними некому гулять. Их некому любить. Порой нет даже человека, который просто взял бы их на руки, покачал, поагукал… Взрослые появляются перед ними всего на несколько минут: покормить, сменить одежду, дать лекарство…
Эти дети - отказники. Те, кому не нашлось места ни в родной семье, ни в сиротском заведении. Дважды проклятые. Мест в домах ребенка не хватает, и своей очереди приходится ждать порой по нескольку лет. Ждать можно только здесь - в обычной детской больнице. Где нянечек не хватает даже для “законных” больных…
Мы почти ничего не знаем о них. Лишь изредка всплывает информация о безобразиях, творящихся с этими детьми: где-то им заклеили рты - чтобы не плакали, где-то привязали к батарее - чтоб не падали. Вот, собственно, и все.
Проблема отказных детей, живущих в больнице, долгое время вообще замалчивалась, - говорит председатель комиссии Общественной палаты по вопросам социального развития Александра Очирова. - Мне о ней стало впервые известно случайно, от мамочек, которые лежали со своими детьми в больнице и увидели этих обездоленных крох…
По закону, когда ребенок получает статус “отказного” в роддоме или изымается из неблагополучной семьи, он попадает в стационар детской больницы, чтобы пройти там обследование, и затем должен быть направлен в сиротское заведение. Но зачастую отказные дети годами находятся в больнице - не по медицинским показаниям, а потому, что дома ребенка переполнены.
В больницах не предусмотрено дополнительных штатных единиц (врачей, воспитателей, нянечек) для отказников - и персонал при всем желании не может уделять им внимание, гулять с ними, - продолжает Очирова. - Поэтому многие дети за все время своего пребывания в больнице ни разу не были на улице, некоторые даже не выходят из палат.
С каждым днем у малышей-отказников уменьшается шанс стать нормальными людьми. С каждым днем они, лишенные общения, все больше отстают от своих сверстников в физическом и психическом развитии. Зачастую дети попадают в больницу здоровыми, а выходят с больничным синдромом не разговаривают, не улыбаются, не умеют играть.
Дети все время лежат в кровати, так обслуживающему персоналу легче с ними работать, - рассказывают волонтеры - добровольцы, которые помогают больничным малышам. - Иногда над теми, кто пытается вставать, натягивают специальную сетку - чтоб лежал…
Совершенно недопустимо, чтобы самое важное время своего развития, когда закладываются основы человеческой личности, будущей судьбы, дети проводили в больницах фактически в одиночестве, - объясняет детский психолог Елена Логинова. - Ведь сразу после появления на свет младенец должен развить кору головного мозга, передать ей функции хватания, ползания, хождения и т.д. Сделать это можно только с помощью взрослых. Работа эта настолько мощная, что за два года жизни вес мозга младенца удваивается. Потом это время наверстать очень сложно, а иногда и невозможно.
В палате отказников одной из подмосковных больниц (не буду называть ее, дабы не навлечь на врачей начальственный гнев) я появилась в обществе волонтеров. Эти люди оказывают всяческую помощь - привозят одежду, памперсы, игрушки. Но главное - не позволяют отказникам превратиться в “растения”. Играют с ними, гуляют, разговаривают…
Движению волонтеров уже три года. Большинство добровольцев - мамы, в свое время находившиеся в больницах с собственными детьми.
У всех у нас семьи, но находим время и для больничных малышей, - рассказывает активная участница движения Марина Андреева. - Я, например, сейчас собираюсь бросить работу, благо муж в состоянии обеспечить семью. А то сижу в офисе с бумагами и думаю: “Что я тут делаю? Меня там, в больнице, дети ждут”.
Наше появление в палате отказников вызывает радостную суету. Кто-то из малышей тянет к нам руки, кто-то показывает свои богатства - погремушку, мишку… Самая старшая в палате, 4-летняя Сонечка, обнимает меня так, будто я самый любимый человек в ее жизни. Я с опаской оглядываюсь на прозрачные окна палаты. Мне уже сообщили, что в большинстве больниц волонтерам и иже с ними брать детей на руки, общаться запрещают. Почему? Скорее всего медперсонал не хочет приучать детей к рукам. Но в этой больнице, кажется, можно. Беру девочку на руки - и в миг оказываюсь зацелованной.
Хочу вручить ей принесенную игрушку - лохматого щенка, но Марина останавливает меня. “Отдай лучше Наташе! Сонечка и так счастливица - на нее уже готовят документы усыновители…”
Усыновление, опека, нормальная семья - единственное спасение для таких детей, - констатирует руководитель объединения волонтеров Елена Альшанская. - Кто вырастет из отказника, который в детстве видел только железную решетку своей кроватки да больничные стены? Этим детям не поможет дом ребенка, даже самый лучший. Только семья!
Между тем именно отказникам труднее всего найти семью. “Засекреченных” больничных детей усыновляют редко, о них просто никто не знает. А у чиновников, как водится, есть дела и поважнее.
СПРАВКА “МК”
Официальной статистики по отказникам нет. По данным Департамента молодежной политики, воспитания и социальной защиты Минобразования РФ, количество детей-сирот, находящихся в больницах, приютах и других учреждениях временного пребывания, составляет 11 388. 11 388 ДЕТЕЙ СЕЙЧАС ЛЕЖАТ ПОД СЕТКАМИ НАД КРОВАТКАМИ! ОНИ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛИ СОЛНЦА! ИХ НИКОГДА НЕ ОБНИМАЛИ ПЕРЕД СНОМ!
Например, в Подмосковье около 620 отказников живут в больницах. Только в одной городской детской больнице г. Читы сейчас живут 70 отказных детей. В государственной клинической больнице Краснодара - 35 отказников. В Екатеринбурге - 250, в больницах Новосибирска и области - около 200.
Многие люди уверены, что ребенок не будет счастлив с матерью, которая однажды его бросила. Президент благотворительного фонда “Волонтеры в помощь детям-сиротам” Елена Альшанская, работающая с такими мамами, уверена: большинство из них – не чудовища, а люди, которым нужно протянуть руку помощи.
Елена Альшанская. Фото: otkazniki.ru
Елена Альшанская - президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» .
Родилась 2 марта 1979 года. Окончила Санкт-Петербургский государственный университет по специальности «Философия». В 2004 году Елена лежала с ребенком в подмосковной больнице, где впервые увидела детей-«отказников» и не смогла пройти мимо. Вместе с другими волонтерами Елена стала заниматься этой проблемой.
В 2007 был зарегистрирован благотворительный фонд «Волонтеры в помощьдетям-сиротам», который реализует программы по профилактике социального сиротства, содействует семейному устройству, поддерживает детей в больницах и государственных учреждениях. Фонд стал одним из крупнейших социальных проектов, реализуемых преимущественно силами волонтеров.
Потяни за ниточку
- Вы пришли в волонтерское движение семь лет назад. Что изменилось за это время?
Изменилось очень многое, и в жизни страны, и в моей жизни тоже. За это время мы организовали довольно большой благотворительный фонд, чего изначально совершенно не планировалось. Начиная работу, мы даже не думали, что это надолго и всерьез. В качестве основной деятельности я тогда занималась совершенно другими вещами, экологией, какими-то творческими проектами. У меня было много планов, о которых сейчас очень странно вспоминать. Тогда нам казалось, что есть проблема, которую нужно решить и пойти домой.
Но проблема не решалась. Точнее, она разматывалась, как клубок. Оказалось, что за ниточкой тянется другая ниточка и конца не видно. Но пока все не сделал - уходить нельзя! Когда мы «потянули за ниточку», то постепенно увидели проблему целиком.
Забытые в больнице
Начали вы с брошенных в больницах детей. Откуда и почему они появляются в наших больницах брошенные дети и что делать, чтобы их не было?
Оставшиеся без родительского ухода дети появляются в больницах тремя основными путями. Самый массовый путь - это отбирание детей от родителей. Второй путь - добровольный отказ, мама оставляет ребенка, чаще всего, в роддоме, оттуда его переводят в больницу. Иногда детей находят на улице. Бывает, что дети оказываются в больнице после смерти родителей. Если ребенок потерял родителей, или он отбирается из семьи, прежде чем он попадет в сиротское учреждение или семью, его обязательно поместят в больницу - на обследование. Такой практики нет ни в одной стране мира, а у нас она до сих пор существует.
И вот ребенок, который только что пережил самую страшную потерю в своей жизни, потерял семью, оказывается в больнице, в месте, которое совершенно не приспособлено к тому, чтобы помочь ребенку в таком состоянии. Там вообще-то лечат больных телом, а не помогают детей с тяжестью на душе пережить этот этап с наименьшими потерями. За детьми в больнице ухаживать-то толком и некому! А ребенок после потери близкого человека находится в состоянии стресса, это трагичная, очень тяжелая для него ситуация. Чтобы она не нанесла ребенку вреда, она должна как-то компенсироваться, если одни руки отпустили, другие должны его подхватить.
Я могу сказать, что за эти семь лет положение детей в больницах изменилось. Прежде всего изменился материальный уровень. Сначала мы видели вопиющее неблагополучие - не было памперсов, дети лежали на чудовищных матрасах, страдали от пролежней. Вот эту ситуацию удалось переломить, по крайней мере, в рамках Московского региона. Те ужасы, о которых я сейчас говорила, остались только на фотографиях, которые мы храним в архивах.
И главное внимание, которое возникло по отношению к этим детям, дало старт множеству волонтерских инициатив в разных регионах. Но говорить, что ситуация решена, мы сможем только когда прекратим порочную практику держания детей, которые ничем не больны, в больницах.
Памперсы за счет государства
- Все изменилось усилиями волонтеров или за государственный счет?
Сначала мы покупали памперсы за счет волонтеров. Потом нам удалось путем переговоров с государством, добиться того, что в Московской области появилось бюджетное финансирование для этих детей. Даже ставки воспитателей и психологов в больницах появились.
- Вы говорите: «мы». В какой-то момент появились люди рядом с вами? Откуда они взялись?
- «Мы» появились они практически сразу как только я начала об этом говорить и писать. Я стала писать об этом на форумах, в «Живом журнале».
- Людей, которые к вам присоединились, было возможно как-то организовать?
Как-то так получилось, что мы собрались, мы решали все вместе. И те, кого невозможно было организовать, они как-то сами сразу отваливались. Люди приходили сами и говорили: «Я могу вот это, я могу вот это». Сложно сказать, как это все вышло, наверное, просто повезло, но у нас достаточно быстро сбилась команда, которая могла принимать решения и достаточно успешно их реализовывать. Мы начали вместе ездить по больницам. Объездили все больницы Подмосковья, чтобы помочь , которые там находились.
Потом, у нас был довольно-таки сложный период. Стало понятно, что, привозя в больницы памперсы, мы эту проблему не решим, нужно менять саму систему обеспечения больниц на уровне законодательства.
Проблема была в том, что никакого бюджета на снабжение детей в больницах не было. Ничего для них не было, кроме койко-мест. И ухаживать за ними было некому, у медсестер на этих детей не было времени. Мы поняли, что для того, чтобы на памперсы для отказников в больницах появились средства, нужно выходить на диалог с властью. И в 2006 году мы начали кампанию в СМИ, У нас была очень серьезная дискуссия. Мы подготавливали почву для журналистов, но при этом сами никак не комментировали и не мелькали на экране. Сюжеты снимались совершенно независимо от нас.
В этот момент часть нашей команды сменилась. Некоторые люди сказали, что они не готовы к этому. Они сказали, что если мы начнем скандалить, нас просто не пустят в больницы. Я была совершенно уверена, что даже если нас не будут на первом этапе пускать в больницы, другого пути кроме гласности, нет.
Мы собирали данные по всем больницам Подмосковья, посчитали всех детей, грубо говоря, «по попам», и доложили обо всем губернатору области. После этого был собран совет из представителей ведомств, которые за это отвечают. Со всеми этими людьми мы дружим уже много лет. А с мы подписали после этого договор о сотрудничестве. Ради этого нам пришлось официально регистрировать фонд.
- Что означает для вас сотрудничество с Минздравом? Лояльность? Вы теперь о нем ничего плохого не говорите?
Почему? Во-первых, договор не обязывает нам к молчанию. Во-вторых, мы, в принципе, никогда никому не обещали молчать. Мы говорим только о том, что мы готовы решать эти проблемы вместе. Если мы видим, что проблема как-то не решается, то мы говорим об этом вслух, мы это делали, и будем делать.
- А в каком году появились результаты в виде финансирования и так далее, если вы начали в 2006-м эту кампанию?
В 2007-м году мы зарегистрировали фонд, и как только он был создан, мы сразу подписали договор. На это ушло примерно полгода. В 2007-м году в больницах появились государственные памперсы, и работы у нас стало меньше.
Мы стали собирать деньги на оплату работы нянь. Несмотря на то, что были введены ставки, они были очень малы, и практически не было людей. Мы взяли это на себя. Потом мы пошли в регионы. Параллельно у нас появились программы по семейному устройству, мы начали работать с «опеками». Сначала мы как-то с ними очень сложно находили общий язык, постепенно нашли. Потом, самым последним этапом у нас появилась программа помощи кровным семьям. Тем самым мамам-отказницам.
- Узнали за время этой работы что-то неожиданное о людях?
Поначалу эйфория от ощущения, что на призыв о помощи откликается много людей, которые готовы действовать. Сначала кажется, что каждая проблема - это китайская стена, и ты один на один с этой стеной, но выяснилось, что когда тебе нужна помощь, то сотни людей откликаются. Начинают вдруг говорить, что они готовы быть твоими «руками» и «ногами» - это было удивительно.
Второй серьезный перелом был в понимании того, что кровные семьи, это не чудовища, а люди, которых все бросили и никто ни на каком этапе им не помог. До этого нам казалось, что самая чудовищная проблема - содержание детей в больнице. Учреждения для детей-сирот тоже были шоком.
- А куда ведет ниточка из больницы? В детские дома?
Дальше она ведет в дома ребенка, следующая ступенька - детские дома, точно также она может сразу вести в приемную семью, и очень редко – обратно в кровную. Ниточка всегда вьется в разные стороны. В какой-то момент мы поняли, что ниточка обратно практически не разматывается, обратно к кончику, где она началась - не приходит. То есть, практически никогда не происходит возвращения детей в кровные семьи.
Бедная Нина
Кровных мам мы увидели не сразу, а главное – сначала для нас это было такое неоформленное множество очевидно «плохих» мам, такой образ коллективной алкоголички. И очень долго мы понятия не имели, что стоит за историями детей до больницы.
Наша работа с семьями началась случайно. Поначалу мы думали об устройстве отказников в приемные семьи как о единственном для них выходе. Кровных родителей мы воспринимали достаточно негативно - ведь они либо от этих детей отказались от них, либо плохо с ними обращались, поэтому дети и оказались в больнице. И вот на нашем горизонте появилась Нина. Молодая женщина часами простаивала под окнами, в больницу ее не пускали. Ребенку было около полугода, у него был жуткий рахит и недостаток веса, судя по рассказам персонала, забрали его из какого-то притона.
Понятно, что мать, которая довела до этого своего ребенка, никакого сочувствия у нас не вызывала. Нина узнала, что в больницу ходят волонтеры, и стала просить, чтобы мы с ней поговорили. Я была к этой встрече совершенно не готова, но, тем не менее, согласилась. Попыталась даже как-то подготовиться, успела прочитать законодательство, чтобы понять, что ей советовать, но, главное, я приготовила большую обличительную речь.
Нина оказалась чуть старше меня, симпатичная женщина лет 30, очень бедно одетая. Куртка советская, с заплатками, никаких признаков алкоголизма, по крайней мере внешних.
Нина выросла в провинциальном волжском городе и была поздним ребенком, когда она родилась, ее старшие сестры были уже взрослые и вышли замуж. Мама растила Нину одна. Диагноз слабая степень умственной отсталости девочке поставили в детстве. С первого класса Нина не потянула учебу и мама забрала ее на домашнее обучение. Так она училась до 12-ти лет, пока мама не умерла. Сначала девочку взяла к себе одна сестра, потом другая, но, видимо, ни там, ни там она пришлась не ко двору.
И вот в 16 лет Нина оказалась одна в маминой квартире, доставшейся ей по наследству.
Она работала уборщицей, как-то жила. Но однажды встретила женщину, которая сказала, что можно продать квартиру и купить другую, в Москве. Нина согласилась, она знала, что у нее где-то в Москве есть тетя.
Нина написала доверенность на продажу квартиры, ее знакомая квартиру продала и получила деньги. Решили вместе ехать в Москву на поезде, но благодетельница сказала Нине, что в один вагон билетов не было. Они договорились встретиться у какого-то памятника на вокзале. Нина простояла там до вечера, но никто так и не пришел.
Так Нина оказалась одна в чужом городе, без прописки. Мыкалась она по Москве достаточно долго. Нина не производила впечатление дурочки, скорее она казалась очень наивной. Меня очень поразило, что Нина как Иешуа в «Мастере и Маргарите», называла всех «добрые люди». Говорила про всех: «Они были ко мне так добры, они взяли меня», - все у нее хорошие были. И женщина, которая продала ее квартиру - тоже у нее «хорошая». Нина до сих пор не понимает, что ее обманули.
Она устроилась работать посудомойкой в кафе, там же и ночевала. Потом познакомилась с парнем. У него не было образования, в тридцать лет он жил с родителями. Нина стала жить у него, но потом, когда она забеременела, его мама выставила молодых на улицу. Видимо, мама была совсем не рада такому развитию событий. И вот они остались вдвоем, люди с очевидными ментальными проблемами. Видно было, что Нина может как-то устроиться. Она работала, по ее словам пока мама не умерла - даже училась до того момента. На бытовом уровне решать задачи она, безусловно, могла. Но в сложной социальной ситуации найти решение - у нее не получалось.
Они с этим парнем скитались. Их брали к себе жить, то одни, то другие люди. Беременной Нине было нечего есть. Она говорила, что три зимних месяца они питалась мороженой картошкой и морковью, которую нашли в каком-то погребе. Это была единственная их еда на протяжении долгого времени. То, что ребенок родился проблемным при таком раскладе, неудивительно.
Последние пару месяцев жили у каких-то знакомых алкоголиков. Однако врач из поликлиники, знавший в каких условиях живет семья с ребенком, сообщил в опеку и ребенка забрали. Нина тут же побежала в опеку. Там ей сказали и что сначала она должна решить вопрос с пропиской и местом жительства, а без прописки ей не дадут с ребенком увидеться. Естественно, что для нее и для молодого человека эта задача была совершенно не решаемая.
У меня было заготовлено два варианта речи. Первый - обвинительный, пока я слушала Нину, он полностью развалился, а второй вариант - план, который нужно выполнить, чтобы вернуть ребенка. Но он развалился тоже, потому что я видела перед собой человека, который не сможет выполнить ни один из пунктов. При этом я понимала, что Нина - хорошая мама.
Она не курит, не пьет, по ней это видно. Она любит дочку и если бы нашлись люди, которые смогли бы ей помочь хотя бы с документами, то Нина и ее парень были бы хорошими родителями. Я сидела рядом с Ниной и понимала, что я не имею возможности бросить все, поехать с ней на родину, чтобы восстанавливать документы и искать жилье.
Я говорила Нине о том, что ей нужно сделать, понимая, что для нее эта информация бессмысленна, и реализовать мой план сама она не сможет. Так она ходила под окнами больницы до тех пор, пока ее малыша не увезли в Дом ребенка.
После случая с Ниной я впервые увидела, что у нас нет ресурсов для помощи кровным семьям, и что когда придет следующая такая женщина, мы опять ничего не сможем сделать. Нужно было подготовиться к встрече с другими. И мы начали работать.
Где вы их берете?
Работать с кровными семьями мы начали в 2008 году. Еще плохо понимая, как и что надо делать. Наши первые подопечные были мамами детей, которых мы видели в больницах. Мы, как могли, разгребали проблемы, попутно пытаясь понять, с чем же, собственно, столкнулись. Мы влезали «по уши» в конкретную ситуацию, а уже потом, попутно начинали искать профессионалов, ходить на какие-то встречи. Тогда еще не было никаких обучающих семинаров, мы просто ходили по организациям и просили, чтобы нам помогли и научили.
Честно скажу, мы делали много лишнего и непрофессионального. И в итоге через несколько лет у нас оформился и свой подход, и свое понимание, как и в каких ситуациях помогать.
Сейчас мы работаем с матерями, у которых по какой-то причине отбирают ребенка, или они сами думают об отказе. Большинство семей направляют к нам государственные органы - комиссии по делам несовершеннолетних, органы соцзащиты, опека. У нас принято представителей опеки изображать злодеями, которые чувствуют моральное удовлетворение, когда отбирают детей. Вполне верю, что на такой должности кто-то действительно может начать испытывать и такие чувства. Но чаще всего ситуация совершенно другая.
Дело в том, что на данном этапе у органов опеки нет никаких инструментов для помощи семье, они, может и рады бы помочь, но это не заложено ни в их функциях, ни в бюджете, ни в законе. Единственная реальная возможность, которая есть у органов опеки - отобрать или не отобрать ребенка. И если они видят, что семье можно помочь, бывает, что они обращаются к нам. Значительная часть семей пришла к нам именно через опеку.
Второй источник - больницы и , с которыми мы сотрудничаем. Бывает, что в больницу, где находится ребенок, приходят родители, как это было в случае с Ниной. Бывает, что женщина в роддоме хочет отказаться от ребенка, но согласна побеседовать с психологом. В этом случае кто-то из персонала может нам позвонить. В рамках нашего проекта «профилактика отказов» мы сотрудничаем с роддомами и у нас действуют выездные бригады психологов.
Иногда проблемные семьи находят нас с помощью интернета сами, или через знакомых и наших бывших подопечных, по цепочке.
Одна с ребенком
За годы нашей работы была пара историй про одиноких пап, были несколько полных семей, все остальные, 99% наших подопечных - одинокие мамы. История наших подопечных - история одиночества людей в современном мире. Раньше никогда не было такого, чтобы мама с ребенком осталась совсем одна.
Как правило, семья попадает в поле нашего зрения, когда дети еще маленькие, и мама скована по рукам и ногам необходимостью заботиться о малыше. Иногда это многодетная мама с детьми разного возраста, все они требуют внимания и одному взрослому справиться с ними очень трудно, для этого надо как-то выстроить свою жизнь. Речь идет о тех мамах, у которых рядом нет ни родственников, способных помочь, ни ресурсных друзей. Люди, у которых никого нет - это основной фактор неблагополучия. Отсутствие лишних рук, дополнительного ресурса становится критическим фактором.
Большая часть наших мам - приезжие. Где-то у них есть семья, которая рано или поздно им поможет. Любая семья всегда гораздо лучше, чем одиночество в чужом городе с ребенком на руках. Приезжий оказывается в довольно агрессивной среде, где у него нет ни инструментов выживания, ни ресурсов, ни возможности на кого-то положиться.
Обычная для нас история выглядит так: женщина, приехала на заработки, забеременела. Чаще всего на родине ее ждет мама с другим, старшим ребенком. Именно для того чтобы заработать им на жизнь, наша героиня и приехала в столицу. Теперь она работать она не может, а признаться маме в том, что ждет второго ребенка - боится.
Мы пытаемся помочь ей наладить отношения с матерью. Если родные отказываются принимать ее с ребенком, находим ей какую-то поддержку и жилье на родине. Связываемся с местными государственными органами и общественными организациями, а пока идут переговоры, находим этой маме с ребенком временное пристанище в Москве.
Потом отправляем ее на родину и контролируем, как она там. Также мы готовы какое-то время, пока она не сможет устроить ребенка в садик и выйти на работу поддерживать ее отсюда материально.
Встреча на высшем уровне
Когда мы отправляем маму с ребенком домой, мы всегда стараемся найти общественные организации, которые помогут ей на родине. Несмотря на то, что нас не государственная организация, самого факта звонка из Москвы обычно бывает достаточно.
И те самые органы государственной защиты, которые и пальцем не шевельнут для своих подопечных, очень часто именно ради «нашей» женщины, что «впрягаются по полной», такой синдром гостя из Москвы, VIP клиента. Однажды мы отправляли одну маму с очень тяжелой судьбой и проблемным поведением. У нее не было документов, и для того, чтобы ее отправить, мы вели бесконечные переговоры с разными инстанциями, в том числе и с мэром города. И вот, когда она, наконец, приехала, этот мэр на вокзале встречал ее лично.
Это - наш случай
Когда мы начинали, мы готовы были помогать всем, кто к нам обратится. На мы быстро поняли что, во-первых, наших ресурсов на это не хватит, а во-вторых, мы занимаемся тем, что повышаем материальный уровень семьи, хотя кроме бедности особых проблем у этой семьей нет, и детям там хорошо. Стыдиться нищеты дети начинают позже, в подростковом возрасте.
Теперь мы помогаем только в ситуации, когда неблагополучие достигло некой черты, когда речь уже идет об отказе или о том, что детей могут отобрать. В нашем обществе есть два мифа о таких родителях. Согласно первому, оставляют детей только конченые наркоманы и алкоголички. Согласно второму мифу, детей забирают из хорошей, но очень бедной семьи, ни за что. На самом деле все истории происходят где-то посередине двух этих берегов.
В прессе очень любят писать о том, как детей забрали из бедной, но хорошей семьи, у которой не было никаких проблем, кроме не очень набитого едой холодильника. Своими глазами я таких случаев не видела. Зато многие газетные истории я знаю совершенно с другой стороны, и, поверьте, там все не так просто. Это всегда комплекс проблем. И, конечно, отбирать детей - плохое решение этих проблем. Но для того, чтобы этого не происходило, надо перестраивать работу органов опеки и попечительства, перестраивать систему помощи семьям.
Конечно, люди, которые попадают в тяжелые ситуации, очень часто выглядят с нашей точки зрения маргинально. Но очень часто эта маргинальность - не их вина, а их беда. Помощь в таких случаях обычно бывает комплексной.
Типичный случай - выпускница интерната. Выйдя в большую жизнь, они, как правило, сразу заводят детей. Большинство девочек, выросших в неблагополучии, пытаются, став взрослыми, «отыграть» эту ситуацию заново и стать хорошей мамой для своих детей. Но увы, ни внешних ресурсов, ни, в первую очередь, внутренних у них для этого нет.
Первая наша задача - заставить государство выполнить свои обязательства по отношению к ним. А вторая - помочь этой женщине стать лучшей мамой для своего ребенка, чем ее мама была для нее. Как правило, она имеет слабое представление о том, как нужно заботиться о детях, зачастую она не знает каких-то элементарных вещей, впадает в панику при мельчайших трудностях.
Главное, для нас - создать семье поддерживающую среду на какой-то период, обычно до тех пор, пока младший ребенок не подрастет. Среднее время работы с одной семьей - от нескольких месяцев до года. Иногда мамы сами говорят: спасибо, помощь больше не нужна, хотим жить как нормальные люди. Бывает, что к нам обращаются снова, мы готовы поддержать, но это, чаще всего, какие-то материальные вещи.
Тяжелое наследство
Нашу работу представляют так: у семьи не было холодильника, мы его купили, и все наладилось. Или кто-то потерял паспорт, мы помогли его восстановить, и все стало прекрасно.
Конечно, бывают ситуации, что женщина родила ребенка, и все на нее навалилось, и нужно ей немного помочь, пока ребенок не подрастет, а дальше все пойдет само. Но с большинством наших подопечных происходит по-другому. Потому что когда человек обладает какими-то минимальными ресурсами и умеет выстраивать свою жизнь сам, он обычно не доходит до точки отобрания или отказа от детей.
Нужно понимать, что когда женщина в роддоме собирается отказаться от ребенка - это уже ситуация крайняя, не каждая до нее дойдет. То же самое и когда какие-то службы собираются забрать ребенка: это, как правило, тоже уже ситуация крайняя.
У наших подопечных речь идет о комплексном неблагополучии. Это практически всегда неблагополучие не в первом поколении. Большинство этих людей - дети родителей, страдавших алкоголизмом и наркоманией. Бывшие выпускники детских домов. Можно сказать, что у них не заложены основы правильного выстраивания своей жизни, не было опыта нормального детства, и им бывает сложно что-то передать своим детям.
У этих людей искажена картина мира, нарушена система мотивации. Как это происходит? Например, так: ребенок приходит домой с пятеркой, но папа трезвый и злой, ему - все равно, а назавтра ребенок приносит двойку, но папа пьяный и счастливый дает ему денег на мороженое. У ребенка не формируется никакого представления о том, как его действия связаны с последствиями. Условно говоря, он считает, что важны не его поступки, а то, в каком настроении сейчас папа, и проецирует эту систему на весь окружающий мир.
Это чисто социальные вещи, которые формируются, прежде всего, в процессе взаимодействия внутри семьи. Поэтому, вырастая, эти люди с нашей точки зрения часто ведут себя очень непоследовательно. Например, такие люди могут несколько раз подряд становиться жертвами мошенников, не извлекая никакого опыта.
На самом деле это происходит потому, что у них совершенно другое мышление. Зато они обычно являются хорошими манипуляторами, потому что умеют считывать эмоциональное состояние собеседника. В каких-то случаях эта стратегия срабатывает, но в большинстве, все-таки - нет. И человек не понимает, почему у него в жизни все не ладится.
Большинство семей свою ситуацию со стороны просто не видит. Они замечают, что люди к ним как-то неправильно относятся, но у них создается ощущение, что просто все вокруг злобные и зачем-то им вредят, из-за этого у них все так плохо. Иногда приходится уже взрослых людей учить видеть такие вещи, планировать ситуацию. Выстраивание нарушенных коммуникаций - это работа психолога.
У этих людей нет ресурсного окружения, способного пойти вместе с ними этот путь, и такими людьми становимся мы. Родители, даже если они еще живы, им скорее обуза, чем поддержка. Мы стараемся сделать все, чтобы дать возможность исправить ситуацию и не попасть в плачевное положение снова.
Конечно, такие не все семьи, все - совершенно разные. И каждая ситуация неблагополучия - индивидуальная. Главное, чтобы рядом оказался кто-то, кто поможет и пройдет этот путь вместе с семьей.
Мы не стремимся «залезть человеку в голову», понимая, что его неблагополучие отчасти обусловлено структурой его личности. Наша задача - помочь ему научиться справляться с социальными проблемами, решать их лучшим способом, чем он сейчас умеет - научить его общаться с органами соцзащиты, отстаивать свои права, воспитывать детей, не применяя насилия.
Мы даем человеку инструменты, чтобы он мог выстраивать свою жизнь. Изменить личность мы не можем, поэтому уровень его благополучия вряд ли будет очень высоким, скорее всего, он будет немножко ниже среднего. Человек, который родился в нищете и не видел других примеров, обычно не становится миллионером, особенно если он не получил нормального образования. Но, тем не менее, он сможет с нашей помощью немножко лучше устроить жизнь своего ребенка.
Подготовила Алиса Орлова
ЖЖ-пользователь aquatek-filips
пишет в своем блоге: После гериатрического дома вторым местом, куда мы с волонтерами отправились делать репортаж, стали два отделения 5-й городской больницы Севастополя – ИБОНиН и детская реанимация. Как и во многих родильных домах и больницах страны здесь есть особенные пациенты. В общем-то ничем не отличающиеся от всех остальных рождающихся или находящихся здесь деток. Кроме одного – у них нет родителей. Вернее, как правило, они есть, только эти детки им не нужны.
Отказнички.
Так называют таких детей сами работники больницы.
2. ИБОНиН расшифровывается как инфекционно-боксированное отделение новорожденных и недоношенных. Работают здесь врачи-неонатологи или микропедиатры – люди, которые первыми приходят на помощь детям от рождения и до 1 месяца.
3. В ИБОНиН лежат мамы с новорожденными детьми, а также мамы с детьми, которым по показаниям необходимо находится под присмотром врачей и получать лечение.
4. В отделении есть палата с особенными пациентами – как раз теми, кто ничем не отличается от других новорожденных, кроме одного. Только появившись на свет, они стали не нужны своим родителям.
5. Причин этому много. Часто это дети антисоциальных элементов – бомжей, проституток, наркоманов. И вопреки устоявшемуся мнению, по словам врачей отделения, эти дети не всегда имеют какие то крайние степени отклонений и болезней. Просто они не нужны. Бывают дети и от обычных, нормальных, с общепризнанной точки зрения, родителей (с точки зрения социальной роли). Просто их мамы и папы не имеют желания или возможности забирать и воспитывать своих детей.
Этот мальчик родился за неделю до нашего прихода. Его мать фактически выпроводили из отделения, т.к. она ни разу не брала и не просила принести своего новорожденного ребенка, используя отделение лишь как возможность спать в чистоте и питаться. Выписавшись, ребенка (совершенно нормального и здорового) она забирать не пожелала.
6. Эта хорошенькая и совершенно здоровая девочка с очень похожей судьбой. Вообще, со слов медицинского персонала этого отделения, бывает так, что маме просто негде жить, некуда нести своего ребенка. Или нет средств на то, чтобы его выкормить. Неимущая мать-одиночка, живет случайными заработками, отец ребенка бросил ее еще на середине срока беременности, нет никаких родственников или крыши над головой. Как результат – безысходность, слабость и отсюда – отказ. Иногда это дети малолетних мам и, зачастую, крепкие и здоровые младенцы
7. Основная проблема больницы с такими детьми в том, что эти дети как бы “бесхозные” и на балансе государства не стоят. Они есть физически, но документально их еще нет. То есть, у них нет статуса сироты, нет постоянного места жительства – Дома малютки. Поэтому “содержания” по бухгалтерским документами здравоохранения им не полагается. Как и не полагается питания, лекарств, пеленок и подгузников. Когда они достигают возраста 1 месяц, их переводят в Дом малютки. А до того времени – врачи вынуждены либо распределять на таких деток то, что есть в наличии в отделении (а как правило распределять нечего), либо надеяться на помощь благотворительных организаций, меценатов и волонтеров. Часто помогают памперсами, элементарными предметами и детским питанием лежащие здесь же мамы со своими детьми.
8. У новорожденных здоровых детей есть большие шансы не оказаться в детском доме, несмотря на то, что их не забрали родные родители. На сегодняшний день желающих усыновить новорожденного малыша очень много – это семьи, которые не могут иметь детей и иностранцы. Но все же, это не кровные родители. Очень тяжело осознавать, что кровным родителям эти дети лишь обуза.
9. Этажом ниже ИБОНиН, в 5-й севастопольской больнице другое детское отделение. И здесь тоже есть та самая “особая палата”.
10. В этом отделении находятся отказнички до года. Но они сюда попадают не из ИБОНиН. Их привозят из города – обследовать и решать, что делать дальше, или лечить, если такое лечение необходимо. Это дети, которых у неблагополучных родителей отбирают социальные службы. Некоторые родители уже могут быть лишены родительских прав, некоторые еще нет.
11. По словам заведующей отделением, дети здесь тоже довольно часто здоровые и нормальные. Вот только родителям они не нужны. Хоть и не всегда. Бывают случаи, когда за отобранным ребенком мать таки возвращается. Пройдя семь кругов чиновничьего ада, доказав десяткам людей свое желание и возможность полноценно растить и воспитывать своего ребенка. И воспитывают, кардинально меняя свой образ жизни.
12. Очень запомнились одни слова, оброненные кем-то из персонала в отделении – отказнички, давно находящиеся в отделении обычно не плачут. Если сравнивать с теми детьми, у которых есть мама – то вообще не плачут. Как будто плач и крик – это способ общения с мамой, привлечение к себе внимания. А тут они как будто понимают, что звать некого. Поэтому не плачут. Тихо так лежат.
И еще замирают, не шевелятся, когда их берут на руки, может быть ожидая, что их с этих рук уже не выпустят.
13. Мама для этих детей – заведующая, старшая сестра и дежурные девочки-медсестры.
14. В палате четыре места. В палате четыре конвертика. Здесь карточку с именем и данные о ребенке не привязывают к кроватке – ее вставляют в красивые нарисованный конвертик. Сегодня два конвертика пустые. Хочется, чтобы пустыми были все четыре
15. Детская реанимация. В каждой детской больнице есть это отделение. Туда поступают самые тяжелые дети, которые находятся на грани жизни и смерти. Причем возраст их различен – это может быть и младенец после родов, который еще не научился дышать, так и 13-14 летний подросток, попавший в беду. Врачи реаниматологи сопровождают тяжелых детей на лечение в другие больницы, дежурят по всем отделениям и приходят на помощь в случае остановки маленьких сердец.
16. Как и чем лечат? С помощью аппаратуры полувекового возраста, лекарств, которые удалось выбить и доброго слова. Если у ребенка есть родители, которые могут приобрести необходимые лекарства – то это хорошо. А если не могут, то… родители идут по миру с протянутой рукой и просят подарить жизнь их ребенку, которая зависит от денег. И остается уповать только на профессионализм врачей и Божью помощь
17. Детки-отказники в этом отделении несчастны во всех смыслах этого слова. Если у здоровых деток есть шансы обрести свою семью, то у этих таких шансов почти нет…
18. У этой девочки сложный диагноз и неестественно подвернутая правая ножка, которая не имеет сустава и не разгибается, а также нет носовой перегородки. Ее мама ушла из роддома, оставив свою дочь в реанимационном отделении. Больше ее в больнице не видели.
20. Жизнь другой девочки зависит только от сложного оборудования, способного искусственно поддерживать жизнедеятельность организма. Обычно здесь находятся недоношенные детки. Но эта девочка родилась почти в срок. Вот только весит она 1 кг 70 грамм.
21. Она – второй ребенок в двойне. И всю беременность служила, как говорят врачи, донором для второго, родившего здоровым, ребенка. Оттого и такой аномально малый вес.
22. Маленькая ручка сжата в кулачок, ребенок борется и, наверное, надеется. Но его мать забрала только здорового ребенка
23. Но справедливости ради следует сказать, что не все родители такие черствые к новорожденным детям, у которых проблемы со здоровьем. В отделении реанимации практически всю свою жизнь – а это больше года – находится Анна-Мария, которой врачи поставили страшный диагноз – гидроцефалия. И все это время рядом с ней находится ее мама, жизнь которой изменилась с рождением дочери. Вот как бывает – в совершенно нормальной семье родился ребенок с тяжелым диагнозом. Но никто от него не отказался, никто его не оставил в больнице. Понимая, что шансы на полное выздоровление равны сотым долям процентов, родители и на лечение за границей сумели собрать деньги, и даже несмотря на то, что ребенок 18-й день находится в состоянии комы после клинической смерти, ее мама здесь, в реанимационной палате. Рядом с дочерью.
24. Для мамы Анны-Марии этот экран – чуть ли не единственное средство общения со своим ребенком.
25. Очень хочется, чтобы у родителей, оставляющих своих детей неважно где – в роддоме, больнице или просто на улице – в голове включалась такая же надпись, как на входе в детскую реанимацию.
Гглава благотворительного проекта «Нужна помощь.Ру» Митя Алешковский написал о вопиющем случае с отказниками в детской больнице старинного русского города Рыбинск. Про то, что деток тут держат в запертой палате, меняют подгузник один раз в день, и про волонтеров, которых в больницу эту не пускают … Читать это тяжело, но необходимо всем нам.
Новости социального государства, объединенного в едином порыве патриотической гордостью и духовными скрепами.
В городе Рыбинск Ярославской области есть городская детская больница на улице Чкалова 53. У этой больницы есть и главный врач Вячеслав Викторович Подгорный. Три года назад газета Рыбинские Известия в статье «Рецепт признания» характеризовала г-на Подгорного как опережающего время человека дела. Также в статье упоминалось, что больница оборудована по последнему слову техники, а г-н Подгорный вообще сделал своим девизом «Не бояться прогрессивного, нового».
Удивительно, но слова г-на Подгорного, «по непонятной» причине разошлись с делом.
Как известно, в России помимо обычных детей существуют еще дети «второго сорта», дети от которых отказались родители, либо у чьих родителей государство отняло родительские права. Таких детей в стране 670 тысяч, из них более 100 тысяч находятся в детских учреждениях. Перед тем, как попасть в детский дом или дом ребенка, дети в обязательном порядке попадают в больницу, где дети проходят медицинское обследование.
И вот хочу вам показать, как это происходит в «опережающей время» и «по последнему слову» оборудованной детской больнице города Рыбинска.
Я не про тюрьму и не про концентрационный лагерь пишу, я пишу про детскую больницу . В современной России.
А знаете, что самое обидное? в городе есть волонтеры, которые хотели прийти к этим детям и им помочь, раз наше великое государство так занято другими проблемами. Но главный врач отказался их пустить. Сегодня группа активистов пойдет в очередной раз умолять главного врача разрешить пустить в больницу волонтеров. Уж не знаю, соблаговолит ли г-н Подгорный дать свое добро на помощь этим детям, но, говорят, что публикации в сми делают его мягче.
Одна из мамочек, чей ребенок лежал в этой больнице рассказала мне, что раньше администрация больницы этих детей отказников просто раздавала матерям, которые лежат в больнице со своими детьми, и приказывала за ними следить и ухаживать. Представляете, попадаете вы с ребенком в больницу, а вам подсовывают еще одного. Крутая больница, да? А когда мамочки не захотели ухаживать за чужими детьми их просто заперли и про них забыли.
И вот каждый раз, когда такая история происходит, я вспоминаю о законе Димы Яковлева. Вот на это , на круглосуточное сидение в одном памперсе в запертой палате и питанием перемешанной бурдой из первого и второго, вот на это обрекли наших детей все те людоеды, что приняли этот закон.
И, да, не стоит питать иллюзий, так происходит со всеми отказниками по всей стране, а не только в Рыбинске.
-
Татьяна
Да Дарья, поддерживаю вас! Сама мама и не понаслышке это видела в перенатальном центре города Оренбурга в 2004 году. При чем отношение скотское и к отказникам и к малышам, которые вынуждены полежать одни, т.к. не все мамы по причине здоровья могут лежать с ними в одном отделении. Сама свою кормила, пеленала, укладывала и щла в соседнюю палату, где не первый час, ночью, кричал грудной малыш, мокрый до ушей, красный и взмокший.
Оксана
Согласноа на все 100% с вами, особенно того, что касается волонтеров, что санкнижки никто офрмлять не хочет, как правило, что увлечение в добреньких тетей быстро проходит…что появляются более серьезные дела, учеба-работа,свои дети..А перед этим бегают вечно, всем все доказывают…Это волонтеры которые…Согласна, что обязанность все -.таки должна ложится не на волонтеров-а на государство которое сочло,что какой- то там ребенок не может воспитываться родной матерью…
Оксана
Я вообще за то чтобы отменили ж этот идиотский закон Димы Рябова…пусть уж лучше всех наших никому не нужных отказников усыновляли иностранцы…там им по любому будет лучше, потому что нашей стране они вообще не нужны
Евгения
За любую зарплаты ты прежде всего человек! И если младший «обездоленный» мед.персонал попьет чай не 10 раз, а 2 то у него найдется время час провести в палате с детьми.Я всегда думаю о том что ничей ребенок не застрахован.Любой может стать сиротой.Неужели нет жалости ведь в этой системе работают женщина-матери.
Анна
когда я училась в колледже, у нас была практика в детской патологии, мы работали только с отказниками. мед.книжку у нас не требовали, но уход был. подмыли, поменяли, покормили и всё, с ними не сюсюкались, на руки брали только если помыть. даже соску могли дать если долго плакал. они в больнице лежат до месяца а потом в дом малютки. и то их так красиво одевают перед отъездом. все зависит от людей, если они люди, то будут смотреть за детками, хотя бы памперс чаще менять и покормить хорошо.
Ольга
Это что детки в клетках???Это же совершенно бесчеловечно!Невозможно так поступать с детьми!А той кухарке,которая кладет в одну тарелку первое и второе детям-отказникам свои бы дети так подали в старости!Что тебе,тарелки супа жалко,тварь?В ближайшую ко мне больницу я уже позвонила,там,к счастью,детей-отказников нет.Хотела поехать,хоть кусочек доброты и заботы дать этим деткам.Надеюсь каждый сделает тоже самое.Не будьте равнодушными,люди!!!
Наталья
Хочу спросить у автора этой статьи, за каким фигом вы сюда приплели закон Димы Яковлева? Если вы говорите только про отношение в больнице, то ВСЕ дети оставшиеся без попечения родителей первично попадают в больницу для мед. обследования. А только потом либо в специальное учреждение либо в приемные семьи. Закон Димы Яковлева ограничивает усыновление в определенные страны, но дети все равно будут предварительно лежать в больнице, с законом Димы Яковлева или без.
Второе, не нужно говорить чего не знаете наверняка, что такое происходит со всеми и везде. Я сама усыновила ребенка год назад и забирала его из такой же детской больницы, и знаю что за детьми оставшимися без попечения родителей там прекрасный уход и забота. Конечно, столько времени сколько уделяет мама им не уделяется в силу ограниченности количества персонала, но уход, заботу, еду, доброту и ласку они получают!
Уверена, что так происходит в большинстве мед.учреждений. Потому что дети чужими не бывают!
Одно время была волонтером и знаю, что в дет.домах тоже люди не равнодушные!!!
Раздражает фраза «дети второго сорта», как это вообще понимать?! Я согласна, что все дети разные по внешности, характеру и, естественно, отличаются судьбами как и все уже взрослые сформировавшиеся люди, но разве можно сравнивать взрослого и ребенка? Не стоит забывать, что дети не несут ответственности за действия и безответственность своих горе-родителей. В них еще не успели вложить понятий плохого и хорошего, не потратили ни сил, ни времени, ни терпения, ни любви(((Вместо этого мы подвергаем детей сортировке и активно используем фразу «дети второго сорта». Даже не пытаясь приложить усилий, что бы услышать желания крох и вложить немного сил в их будущее, поверить в то, что у них все сложится хорошо! А зачем? У всех своих проблем хватает, а тут еще с чужим возиться! Я также понимаю, что за копейки (з/п), которые получает медперсонал, работать не хочется. Обязанностей полно, платят гроши, а на работе проводят большую часть своего времени. Вот и начинается дележка обязанностей. В жизни происходит много разных событий и не под каждый можно подобрать закон. Разбираться можно вечно: какой это именно случай, входит это в обязанности или нет. Ссылаться на государство и на бумажки, имеющие юридическую ценность. Ведь это, разумеется, важнее улыбки крохи, его счастливых глазок и нежных объятий маленьких ручек, полных искренней благодарности. Хотелось бы, чтоб персонал понимал
не только рабочие пункты, которые, безусловно, важны, но и то, что они люди. А значит поступать нужно как человек! Вымещать злость, обиду, недовольство на маленьких людей, которые вам не причинили зла, может только обиженный жизнью и постоянно жалеющий себя человек. Обидно, что в обществе было допущено понятие «дети второго сорта», а фраза «ДЕТИ ЧУЖИМИ НЕ БЫВАЮТ» используется гораздо реже и стала терять свою ценность(((
Светлана
Я была в таких больницах. И с врачами и нянечками общалась. С матчастью не ознакомлена,это правда. То есть вы хотите сказать,что в других больницах если мама лежит с ребенком,то нянечка все равно приходит три раза в день и меняет памперс? Впервые слышу,чтобы кто-то занимался в больнице уходом за ребенком. Обычно это делает мама. Нянечки,получающие гроши этим не занимаются. А у этих детей мамы нет. Но им не могут оказывать больше услуг,чем возможно. Что значит «определитесь». Я не на чьей стороне,я объясняю тему с той стороны,с которой я ее видела лично. Волонтеры эти все рвутся помогать,кричат о безнравтвенности, ревут о бедных детях,а как им разрешают при условии прохождения всех врачей и оформлении сан.книжки -сразу 70%отваливаются. Остальная часть первую неделю походит,а потом «учеба-работа» и снова новых чужих людей ищи. Была бы моя воля -я бы уголовную ответственность вешала на таких мамок. Вот про кого писать надо. А когда учреждение призвано лечить, а вынуждено выполнять функции дет.сада — это безвыход для всех и виновато в первую очередь государство со своими бюррократическими проволочками,бумажками,справками и документами. Чтобы мать лишить родительских прав не достаточно просто захотеть. Для начала ее надо хотя бы разыскать и вывести из запоя. А после этого еще куча работы.
